Конец Подземного города - Страница 43

Так думают о шамане наивные соплеменники. Но кто же, как не сам шаман, внушил им уважение не только к своей священной особе, но и к каждой вещи своего обихода!

Сегодня шаман не доволен. То и дело он вытягивает шею, жадно следя за передними санями. Когда караван поднимается в гору, он видит лежащего на них белого, видит длинную фигуру вождя, бегущего рядом с собаками. О надутый гордец Хомеунги-Умка-Наяньги! Он пуст, как большой барабан — много шума, мало дела. Он оттеснил его, великого шамана, от золотого клада на двух ногах. О глупый-глупый вождь безголового стада! Посмотрим, что ты запоешь, когда чужеземец выпустит когти!

Собаки весело бежали, покусывая друг друга и задрав кренделем хвосты. Хомеунги мог сесть на сани, но он не смел коснуться белого, глядящего на него с таким видом, точно он, Хомеунги, не вождь и даже не человек. Чем ниже он кланялся, чем угодливей улыбался, тем выразительнее спасенный подчеркивал свое презрение.

Джонни, наконец, надоело лежать, он свесил с саней ноги. Хомеунги на ходу нагнулся и попытался устроить ступни господина на полозьях, чтобы они не пахали снег: ведь при этом бег собак затрудняется и — да не попустят боги! — легко можно ушибить ногу. Но Джонни оттолкнул его ногой и нарочно стал так зарывать носки своих башмаков, что получались глубокие борозды. А красный, потный, задыхающийся Хомеунги все бежал рядом, стараясь не выпасть из поля зрения своего гостя, и кланялся чуть ли не на каждом шагу.

Тем временем солнце стало быстро карабкаться на небосклон. Увидев, что эскимосы его обманули, батюшка-солнце выпустил на землю пук своих раскаленных стрел. Зажурчали ручьи, затрещал лед, осел наст. Собаки то и дело обдирали кожу на ногах. Санный след покрылся красными пятнами крови.

Поглядел незадачливый вождь на небо и прослезился: сердитый батюшка больно ударил по глазам — крепко, видно, озлился.

Делать было нечего — нужно остановиться. Окинув унылым взглядом местность, вождь увидел сбоку большую льдину и погнал туда собак. Они надрывались, таща сани по размякшему снегу. Хомеунги чуть не лопнул от натуги, помогая собакам, а Джонни и не подумал встать. Он снова разлегся, подложив руки под голову и насвистывая любимую песенку: «Долли, Долли, успокой мои нервы».

Наконец, Хомеунги вытащил сани на льдину. Здесь будет шалаш вождя.

Хомеунги начал распрягать. Это послужило сигналом для остальных.

Джонни безучастно глядел на суету, но, сообразив, что племя становится на дневку, схватил Хомеунги за грудь и так начал трясти его, что голова вождя задергалась.

— Ехать! Ехать, черт возьми! — свободной рукой Джонни указывал на север. — Ехать!

Хомеунги понял, чего хочет гость. Но как объяснить ему, что ехать нельзя. Собаки надорвутся, а без них погибнет все племя. Нужно подождать, пока батюшка побежит по своим делам. Тогда его опять можно будет обмануть.

Джонни ни слова не понял из лепета Хомеунги.

— Ехать! Ехать, проклятая обезьяна!

Голова вождя болталась, а с посиневших губ слетали невнятные звуки.

Какое дело Джонни до соображений этого чумазого вожака?! Ему нужно как можно скорей попасть в Подземный город! И так уже черт знает сколько времени потеряно. Джонни схватился за автомат:

— Ехать!

Делать нечего, пришлось Хомеунги обратиться к посредничеству шамана: Симху-Упач объяснит иностранцу на его языке, почему нельзя ехать.

Шаман не заставил себя долго просить. Снисходительно потрепав Хомеунги по плечу, он сказал:

— Никогда, великий вождь, не надо зазнаваться, вместе мы — сила. Порознь нас и сова съест.

Между шаманом и Джонни началась беседа мудрых. Оба курили. Джонни горячился, а Симху-Упач степенно и терпеливо втолковывал ему свое.

Наконец, Джонни надоели разговоры с шаманом, он поднял автомат — и пули засвистели над головами эскимосов. Каждый услышал голос смерти. В страхе все повалились на снег.

Хомеунги прижал руки к груди и упал перед чужестранцем на колени, униженно пытаясь обнять ноги строгого гостя. Он готов был целовать его пимы. Но Джонни ударил его ногой в лицо. А шаман, сочувствуя Хомеунги, но опасаясь за свою шкуру, закричал:

— Господин велит ехать! Ему некогда! Надо ехать, вождь. Не то будет совсем худо.

— Но, великий шаман, — молил Хомеунги, размазывая кровь по лицу, — ты видишь своими ясными глазами: дороги нет. Погубим псов — что будем делать?

Джонни как будто понял последние слова Хомеунги.

— Выкинуть к чертям всю кладь! — скомандовал он.

Симху-Упач перевел:

— Он велит ехать порожняком.

— Всем идти пешком! — продолжал распоряжаться Джонни.

— А люди пусть идут: и старые, и малые, — перевел шаман.

— Объясни этой обезьяне, — продолжал Джонни, — что я за все плачу. Чеком на любой банк. Можно золотом по прибытии в Подземный город. Никто не будет в убытке.

Симху поднял Хомеунги и отвел в сторону. Убедившись, что никто не подслушивает, шаман сказал:

— Не падай духом, вождь. Не пристало великому водителю племени медведей-воинов терять голову. Я, твой советчик и друг, шаман Симху-Упач, возвещаю начало твоей второй судьбы. Тебя ждет иная жизнь, полная света и радостей. Ты будешь пить сладкую огненную воду, вкус которой не с чем сравнить. Ты будешь ездить в железных домах, которые не нуждаются ни в собаках, ни в лошадях для быстрого движения. Золото само лезет в наши руки. Господин покупает все наше имущество. Пусть дохнут псы — у нас будут деньги. Пусть ломаются сани — у нас будут деньги, на которые мы купим самодвижущиеся машины, способные мчаться быстрее самого тонконогого оленя.